Детенышу 2 года и 8 месяцев. Далее краткий отчет о текущем состоянии когнитивных способностей.
Речь
Детеныш начал спрягать глаголы по единому правилу. Например, говорит: я сидею (сижу), я играю, я кушаю, я катаю (катаюсь), я смотрею (смотрю).
Я рассматриваю этот пример как проявление врожденной способности к языковой грамматике в терминах Хомского. Детеныш каким-то образом зафиксировал в речи правило спряжения для настоящего несовершенного времени: «я делаю» и теперь использует его. Очевидно, что эта работа была проведена самостоятельно. Из эмпирического огромного массива слов, которые произносят взрослые, была выделена закономерность. Big data и machine learning в голове двухлетнего ребенка.
Double bind
Философ Грегори Бейтсон в 50-ые годы 20-го века сформулировал концепцию «double bind». В русской интерпретации «double bind» обычно переводится как «двойное послание».
Концепт «двойное послание» — описывает коммуникативную ситуацию, в которой субъект получает взаимно противоречащие указания, принадлежащие к разным уровням коммуникации. Например, вербально выражается одно утверждение, а через мимику или интонацию выражается противоречащее ему послание.
Бейтсон разрабатывал эту концепцию в рамках исследования шизофрении и описывал весьма впечатляющие ситуации того, как «двойные послания» способны разрушительно влиять на психику.
Лично для меня реальность и опасность «двойных посланий» для психики стали очевидными, когда я наблюдал насколько чутко детеныш реагирует на любое «двойное послание». Как правило, такая ситуация очень сильно его расстраивала, вплоть до истерики, и он не мог успокоиться, пока послание не было перефразировано с четким однозначным смыслом.
Типичная ситуация, практически совпадающая с хрестоматийным примером у Бейтсона. Мама отругала детеныша за проступок. Детеныш расстроен и пытается с ней помириться, выражая свое намерение фразой: «мама, все хорошо». Мама отвечает: «да, все хорошо». Но тон и мимика выдают, что мама все еще рассержена. Детеныш чувствует, что семантика словесного послания не совпадает с реальными эмоциями мамы, и от этого впадает в еще большее расстройство. Он начинает повторять «мама, все хорошо» до тех пор, пока не получит от мамы послание «все хорошо», эмоциональная окраска которого передает, что действительно все хорошо, и мама больше не сердиться. Если детеныш не получает однозначного послания в течении некоторого времени, то может сорваться до серьезной истерики.
Память
Детеныш научился описывать события, происходящие здесь и сейчас, и поддерживать обсуждение этих событий. По сути вся его речь построена на использовании настоящего длительного времени (present continious). В целом, это как раз коррелирует с описанной выше особенностью спряжения глаголов. Вопросы, обращенные даже в недалекую ретроспективу, типа: «Расскажи, что ты сегодня делал?» или «Где ты сегодня был?» он пока не понимает. В то же время охотно описывает, что делают герои мультфильма, который он смотрит в данный момент. В мультфильмах он помнит любимые места и помнит, в какой момент они должны начаться. Часто он предсказывает появление того или иного события мультфильма за несколько секунд до самого события. Я рассматриваю, это как свидетельство развития ассоциативной памяти.
Другой более яркий пример ассоциативной памяти. Читали с ним книгу, в которой попалось изображение оленя. Он спросил: «Это кто?». Я ответил: «Олень». Подумав пару секунд он произнес: «Полярный экспресс». Действительно, в мультфильме «Полярный экспресс» есть запоминающаяся сцена, где стадо северных оленей преграждает путь поезду.
Абстрагирование
Читали стихи Маршака «Детки в клетке». Стишок про белых медведей сопровождается картинкой, где два белых медведя плещутся в купальных костюмах. Один медведь в красном купальном костюме, второй — в синем. Я говорю: «Это белый медведь», и указываю на медведя в красном костюме. Детеныш отвечает: «Нет, красный!»
Пример интересен тем, что фиксирует переходный момент в понимании символической, абстрактной сущности слов. Детеныш пока не ухватывает, что символичность слов позволяет разрывать очевидную и понятную связь «слово-вещь» и перестроить ее в не столь очевидную и легко ухватываемую связь «знак-значение». В данном случае в картине мира детеныша слово «белый» несет в себе четкий перцептивный смысл обозначения цвета, что конфликтует с визуальной картинкой, где медведь определенно больше красный чем белый. Довольно проблемно объяснить двухлетнему ребенку, что иногда мы говорим «белое» о том, что не всегда белое или слегка белое или вообще не белое.